ТЕКСТЫ ПЕСЕН, ИСПОЛНЕННЫХ В 70-е ГОДЫ

 

 

 

Иду по Невскому проспекту

(народная песня, переработана и дописана Р. Фуксом)

Иду по Невскому проспекту,

Ко мне подходит урка свой.

И говорит он мне: "Анюта,

Легавый ходит за тобой.

Он за тобой канает следом,

Меня он не засёк чуть-чуть.

Давай вались, а я покеда,

Его попробую мокнуть".

Иду по Невскому проспекту,

И оборачиваюсь вслед,

Гляжу – за мной канает некто,

Одетый в кожаный жакет.

Так мы доходим до "Пассажа",

Там есть хороший проходняк.

Не обернувшись к нему даже,

Я захожу в тот парадняк.

Кругом меня шумят трамваи,

Но шум остался за спиной.

Дорогу солнцу преграждая,

Вскочила кожанка за мной.

Тут тормознулась я легонько,

И думаю: а будь, что будь!

А он зашёл, и курит с понтом,

Как будто ждёт кого-нибудь.

Тут двери с шумом растворились,

Ворвалась кодла уркачей.

И все тут хором устремились,

Навстречу гибели своей.

Он вынул из кармана ножик,

И начал ловко им крутить.

Двоих из них задел по роже,

А трёх заставил отступить.

А он стоял в углу прижатый,

Махал поломанным ножом.

По фене крикнул он: – Ребята!

Ведь я с легавкой не знаком!

Ведь я приехал издалёка,

Чтоб все любимой объяснить.

Тут я его узнала – Лёха!

В приюте вместе мы росли.

Его я долго не видала,

В тюрьме он десять лет звонил,

Его я сразу не узнала,

Но он любимой не забыл.

"Иду по Невскому проспекту, –

Потом рассказывал он мне, –

Гляжу, смотрю – она ли это,

А может, снится наяву?

Малин по Питеру не знаю,

Ни с кем по фене ни гугу.

Вот за тобой я и канаю,

А обратиться не могу".

Недолго счастливы блатные,

Пришла беда откель невесть.

И вот мы снова крепостные,

Он в Воркуте, а я вот здесь.

 

 

 

 

В Одессе я родился

В Одессе я родился,

В Одессе и помру.

В кичмане я крестился,

Скитался по миру.

Учили на Привозе,

Как нужно кур щипать,

Зато могу в навозе

Алмаз я отыскать.

Так плохо, что в навозе

Копаться время нет,

Устроился в обозе

Варить ворам обед.

Варю им щи и кашу,

И жарю им котлет.

И об Одессе нашей

Пою такой куплет:

Одесса, мать-Одесса,

Вскормила ты меня.

Не помню ни бельмеса,

А трезвым не был я.

Одесса, мать-Одесса,

Мне без тебя не петь.

И лишь в Одессе-маме

Хочу я умереть!

 

 

 

 

Гимн менестрелей

Мы барды, менестрели,

Акыны и ашуги,

Мы песнями взлетели,

Вздымая крылья-руки,

Мы шансонье, мы зингеры,

Мы скальды, миннезингеры,

Мы песенки из сердца

И для души поём.

 

Наш дедушка Вертинский

С талантом исполинским,

На сцену выбегал он

В костюме от Пьеро.

И публике-скотине,

Как доброй Коломбине,

Он песенки из сердца

Вышвыривал хитро.

 

Но дедушка уехал, и песни взял с собой,

И тридцать лет по свету скитался он в тоске,

А песни прилетали, с надеждой и мольбой,

В пластинке "колумбийской" и радиоволне.

 

Вернуться так хотелось,

Ведь дома тоже пелось,

А если и не пелось,

То только не для нас.

Нужна для песни смелость,

Нужна для песни смелость,

И ясный звонкий глас.

 

Гитары переборы

Ломают все запоры!

Ведь если не печатать

Стихи, их будут петь!

Не стоит мысли прятать,

Не стоит мысли прятать,

Не стоит мысли прятать,

Чтоб головы сберечь! *

 

Так не откажем в славе

Булату Окуджаве,

Ведь должен кто-то стаду

Дорогу указать.

Он вышел на эстраду,

Он вышел на эстраду,

Он вышел на эстраду

Стихи свои страдать.

 

Пусть этот славный парень

Навеки будет с нами,

Высоцкому Володе

Поставим монумент.

Он вечно будет в моде,

Он вечно будет в моде,

Покуда жив в народе

Хотя б один поэт!

 

Мы барды, менестрели,

Акыны и ашуги,

Мы песнями взлетели,

Вздымая крылья-руки,

Мы шансонье, мы зингеры,

Мы скальды, миннезингеры,

Мы песенки из сердца

И для души поем.

 

*) Куплет присутствует в автографе текста, но в 70-е г. не исполнялся .

Позже дописан ещё один куплет:

Нет, мы не трубадуры,

И нас не любят дуры,

А тот, кто поумнее,

И тот, в ком совесть есть,
Возник среди ристалищ

Наш Александр Галич,

Возник, чтобы в Париже

За правду умереть.

 

 

 

 

Вечер на проспекте

Этот вечер на проспекте

Двадцать пятого Октября

Был давно у нас в проекте

Разгуляться почём зря.

Кабаки и рестораны,

Шалманы' и пивмана

В этот вечер были пьяны

От музы'ки и вина.

Вот подходим мы к "Донону",

В окнах ясный свет горит.

И оркестр неугомонный

Не вмещает габарит

Зала дымного, большого,

С нэпманами и ворьём,

Хоть у нас видок дешёвый,

Мы тихонечко войдем.

 

 

 

 

Костя Бык

Одесские налётчики

Все знали: Костя Бык

С чужих боков цепочики

Сам хапать не привык.

Он звал своих помощников,

И говорил шутя:

– Возьмём у этих блошников

Их бренные життя!

А блошники пугалися,

Хватались за живот

Мол, рыжевьё у Гали всё,

Цепочки ж нате, вот.

Но Костя Бык налётчиком

Работал много лет.

И говорил отчётливо:

– Скидайте ж ваш корсет!

Работал он изысканно,

Работал он всерьёз.

Клиент стоял обысканный,

И смирный, как Христос.

А Костя Бык налётчикам

Всё говорил шутя:

– Отдайте этим блошникам

Их бренные життя!

Когда ж пора военная

Постукалась в окно,

Наш Костя Бык мгновенно

Пошел служить к Махно.

Он был ему ж помощником,

И говорил шутя:

– Возьмём у энтих плошников

Их бренные життя!

Командовал он сотнею

С названьем "Не журись",

Врагам своим в исподнем

Командовал: "Ложись!"

Но попугав их мощненько,

Он говорил шутя:

– Отдайте этим плошникам

Их бренные життя!

Но раненый на станции,

Когда горел Зенков,

Он говорил повстанцам:

"Похоже, я готов",

Сказал, позвав гудошников,

Он смерти не шутя:

"Возьми-ка ты у блошника

Небренное життя"

Автограф текста.

 

 

Об Одессе-маме

Какие песни пел

На полосе нейтральной,

Когда границы раскрывались предо мной.

Какие груды тел

Я в час официальный

Им выворачивал по капле по одной.

Пр.: Никто не спорь со мной, я человек упрямый,

Такого города на свете не сыскать!

Недаром все его зовут Одессой-мамой,

А слово "мама" надо понимать!

Какие власти знал,

И грозных полисмэнов,

Да полицейских, фараонов, и копо'в.

Ловил чутьём сигнал,

Свисток, или сирену,

И заползал в карманы их клопом.

Пр.

Какие кичи знал,

И из каких я бегал,

Не то, что бы централ, а замок Сен-Жервёз.

На острове стоял,

Хранил нас от побега,

На память прутик я унёс.

Пр.

Какие банки брал

В Монако, в Амстердаме.

Где сейфы молча открывались предо мной.

Но я всегда скучал

И тосковал по маме,

Я по Одессе, мамочке родной.

Пр.

 

 

__________________________________________

При отсутствии автографа тексты приведены по исполнению их А. Северным, но не в виде точных стенограмм. Собственные реплики Северного опущены, явные оговорки и невнятности исправлены. В сомнительных местах оставлены лакуны. При наличии автографа текста интересные расхождения написанного и исполненного вариантов указываются в примечаниях.

<<Пред. страница    Следущ. страница>>

ОГЛАВЛЕНИЕ

главная страница сайта

 

 

 

 

 

 


© Рудольф Фукс

© Блатной фольклор 2010