Главная страница |Содержание| Страница 19

* * *

Раз в Ростове-на-Дону
Я в первый раз попал в тюрьму,

На нары, понял, на нары, понял, на нары.
А за стеною фраера
Всю ночь гуляли до утра,
И шмары, понял, и шмары, понял, и шмары!
Но я, ребята, душою не поник,
Судьбу я взял за воротник -
Свобода, понял, свобода, понял, свобода!
Один вагон набит битком,
А я как курва с котелком
По шпалам, понял, по шпалам, понял, по шпалам!
Вот захожу я в магазин,
Ко мне подходит гражданин
Легавый, понял, легавый, понял, легавый.
Он говорит: "Такую мать,
Попался снова ты опять!
Попался, ты понял, попался, ты понял, попался!"
Какой ж я был тогда дурак:
Надел ворованный пиджак
И шкары, понял, и шкары, понял, и шкары.
И вот опять передо мной
Всю ночь маячит часовой
С обрезом, понял, с обрезом, понял, с обрезом!
Сижу на нарах, блох ищу -
Картошку чистить не хочу!
Кошмары, понял, кошмары, понял, кошмары.
Один вагон набит битком,
А я как курва с котелком
По шпалам, понял, хиляю по шпалам, хиляю по шпалам!

Расшифровка фонограммы в исп. Б. Рахлина (1970-е гг.).

* * *

Я прошел Сибирь в лаптях обутый,
Слушал песни старых чабанов,
Надвигались сумерки ночные,
Ветер дул с Каспийских берегов.

Ты ушла, как в несказанной сказке,
Ты ушла, не вспомнив обо мне.
Я остался тосковать с гитарой,
Потому что ты ушла с другим.

Может, мне печалиться не надо,
Когда розы начинают цвесть.
Эти розы с молодого сада
Некому теперь мне преподнесть.

Эх, приморили, гады, приморили,
Отобрали волюшку мою...
Золотые кудри поседели,
Знать у края пропасти стою.

Расшифровка фонограммы в исп. Э. Кролле (1960-ее гг.).

* * *

Помню двор, занесенный белым снегом пушистым,
Ты стояла у дверцы голубого такси.
У тебя на ресницах серебрились снежинки,
Взгляд усталый, но нежный, говорил о любви.

Подошла ты к вагону, но уже было поздно -
Поезд тронулся с места. Север был впереди.
Ты бежала по шпалам, обливаясь слезами,
И, споткнувшись, упала на вагонном пути.

В Заполярье далеком я свой срок отбываю
И тебя, дорогую, вспоминаю всегда.
Пусть усталые годы пролетят без возврата,
Как из рек вытекает весною вода.

Помню двор, занесенный белым снегом пушистым,
Ты стояла у дверцы голубого такси.
У тебя на ресницах серебрились снежинки,
Взгляд усталый, но нежный, говорил о любви.

Текст из школьного альбома Ольги М., г. Киев, 7 кл., (1976 г).

* * *

Что так низко склонилась твоя голова,
Может, юность тебе еще снится.
Пей "Шампанское", друг, еще ночь впереди
Да и некуда нам торопиться.

Так давай посидим за дубовым столом,
Пусть пурга за окном вечно стонет.
Не горюй, милый друг, не грусти о былом,
А былое в груди не утонет.

Не смотри на меня, я простой человек,
Ни родных у меня, ни знакомых.
А заглянем в трущобу минувших времен -
Сколько дней там коварных бывало.

Знать и ты, друг, немало горя видал,
Если плачешь, вино наливая.
Вот послушай-ка, друг, все, что я испытал
В этой жизни проклятой, страдая.

Я родился на Волге в семье рыбака,
От семьи той следов не осталось.
Только мать беспредельно любила меня,
Но судьба мне ни к черту досталась.

Не взлюбил я в ту пору крестьянскую жизнь -
Ни косить, ни пахать, ни портняжить,
А веселой толпой, под названьем "шпана",
Убежал я по Волге бродяжить.

Вот и Волга-река, загудел пароход,
Мы там с братвой собирались.
И "Шампанское" жгучее лилось вокруг,
Проститутками мы развлекались.

Верны мы были друг другу тогда,
На разбои ходили мы смело.
И однажды меня пригласили
На богатое доходное дело.

И опять загуляла, запела братва,
Пела скрипка, баян и гитары.
Сколько баб молодых было тогда
В этот вечер хмельного угара.

Пела скрипка приволжский веселый мотив,
И баян с переливами лился.
Я не помню, друзья, как в тот вечер тогда
В молодую девчонку влюбился.

Ох и девка была! Словно розы цветок,
Словно в сказке ночная фиалка.
За один поцелуй я б полжизни отдал,
А за ласки и жизни не жалко.

Чтоб красивых любить - надо деньги иметь,
Я над этим задумался крепко.
И решил я тогда день и ночь воровать,
Чтоб с тобой, моя крошка, остаться.

День и ночь воровал, как царицу одел,
Бросал деньги направо, налево.
И в одну из ночей я так крепко сгорел,
И в ту ночь началась моя драма.

Коль случилась беда - открывай ворота!
Крикнул ей: "До свиданья, красотка!"
Здравствуй, камера-мать и старушка-тюрьма!
Здравствуй, цемент, замок и решетка!

Трудно было сидеть мне в Казанской тюрьме,
Сквозь решетку на волю взирая.
Только солнце одно улыбалося мне,
Мою душу младую терзая.

Разрывалась душа и болит голова:
Где она? Иль к другому прильнула?
Два раза передачку в тюрьму принесла,
А потом, как в воде, утонула.

И решил я тогда: все равно отомщу
Я за эту большую обиду.
И про эти я дни никому не скажу,
Пускай сердце мое только знает.

Отсидел я тогда пять лет, не шуткую, сказать...
Ну так что ж, не вернешь эти годы.
Вот опять выхожу на веселый простор
Долгожданной, веселой свободы.

Снова Волга-река, загудел пароход.
"Вылезай!" - мне сказали матросы.
И мне с детства знаком небосвод голубой.
Я увидел своими глазами.

Я искал ее ночью и днем
У того, кто идет иль едет.
Только сторож подсказал мне их дом,
Говорит: "Это наши соседи",

Утром встал с переполненной злобой в душе,
Выпил водки, чтоб слушались нервы.
Открываю калитку и вижу ее:
Подбоченясь стоит на пороге.

Вот она предо мною - тот же блеск в глазах,
В халате нарядном китайского шелка.
Только вместо гитары у нее на руках
Я увидел грудного младенца.

Не стерпела во мне тут жиганская кровь,
Вынул нож и всадил его словно в тесто.
Чтоб не слышать мне плача дитя,
Я быстрее ушел с того места.

Оттого и склонилась моя голова,
Оттого и ненастья мне снятся...
Пей "Шампанское", друг, уже ночка прошла.
Вот сейчас нам пора расставаться.
Пей "Шампанское", друг, уже ночка прошла.
Вот сейчас нам пора похмеляться.

Расшифровка фонограммы в исп. В. Медина (1977 г.).

* * *

Ночь опустилась над зоной,
Потухли в бараках огни,
А юноша тихо считает
Беды своей тяжкие дни.

Их много... Десяток годочков,
И надо считать да считать,
А хватит ли силы дождаться,
Чтоб снова обнять свою мать?

Девчонка, конечно, забудет,
Ведь что ей какой-то уркач?
В ночной тишине раздается
Утробный со всхлипами плач.

"Песни узников", Красноярск: ПИК "Офсет", 1995 (С. 72).

 

 

© I.Efimov, V.Kovtun