МУРКА

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась черными делами,
И за ней следила Губчека.

В банде была баба, звали ее Мурка,
Сильная и ловкая была.
Даже злые урки - все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Дни сменяли ночи темного кошмара,
Много стало с банды залетать.
Ну как узнать скорее - кто же стал легавым,
Чтобы за измену покарать?

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый ресторан.
Вижу в зале бара - там танцует пара:
Мурка и какой-то юный франт.

Я к ней подбегаю, за руку хватаю,
Но она не хочет говорить,
И тогда малина Кольке-уркагану
Приказала Мурку погубить.

Мурка, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве не хватало барахла?
Ну что тебя заставило спутаться с легавыми
И пойти работать в Губчека?

В темном переулке встретил Колька Мурку:
"Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю малину
И за это пулю получай!"

Вдруг раздался выстрел, Мурка зашаталась,
И на землю рухнула она.
Больше она не встанет, шухер не поднимет,
И о том узнают в Губчека!

Черный ворон крячет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и болит...
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит...

* * *

Луной озарены зеркальные воды,
Где, детка, сидели с тобою вдвоем.
Так тихо и нежно забилось сердечко,
Не мог я сказать ни о чем.

Поверь, дорогая, что я ведь не сокол,
Чтоб вечно на воле летать,
Чтоб вечно тобой любоваться, родная,
Любить и к груди прижимать.

Гуляй, моя детка, пока я на воле,
Пока я на воле - я твой.
А может случится, я буду в неволе -
Тобой завладеет другой.

И, может, умру за решеткой тюремной,
За крепким тюремным замком.
Меня похоронят на ближнем кладбище,
И ты не узнаешь о том.

Но, если поправлюсь и выйду на волю,
И будет в груди веселей,
Мы встретимся снова в той самой аллее,
Где - помнишь? - Нам пел соловей...

* * *

Ах! Пойте вы, клавиши, пойте!
Ах! Вы, звуки, неситесь быстрей...
Перед Богом страницу откройте
О несчастной вы жизни моей.

Не таким я на свет уродился,
Не таким родила меня мать.
Часто плакал в душе одиноко,
И душа моя знала покой.

И вот выпала доля мне злая:
Срок отбыл я в проклятой тюрьме,
Изнуренный болезнью чахоткой,
Был я выпущен в третьей весне.

Злые люди завидовать стали,
Что судьба нас так рано свела,
А мы горя с тобою не знали,
И ты, детка, любила меня.

Наше счастье разбить порешили,
Нарушили семейный покой,
От тебя меня, детка, отняли...
Ах! Зачем я несчастный такой?

Я впервые с тобой повстречался
И увлекся твоей красотой,
Я жиганскою клятвой поклялся:
"Неразлучны мы, детка, с тобой!"

Я, как коршун, по свету скитался,
Для тебя все добычи искал:
Воровством, грабежом занимался,
А теперь за решетку попал.

Ты прости же, прости, дорогая,
Что ты в жизни обманута мной,
Что - проклятая жизнь воровская -
Свой конец ты нашла роковой.

* * *

Огни притона заманчиво мигали,
И джаз Утесова по-прежнему звучал.
Там за столом девицы совесть пропивали,
Мужчины пивом заливали свою грусть.

А в стороне сидел один парнишка,
Он был дитя с изысканной душой.
Он молодой, но жизнь его разбита.
Попал в притон, где был заброшен там судьбой.

Малютка рос, и мать его кормила,
Сама не съест - для сына сбережет,
С рукой протянутой у паперти стояла,
Дрожа от холода в лохмотьях без пальто.

А вырос сын, с ворами он спознался,
Стал пить, кутить, ночами дома небывать,
Стал посещать он притоны, балаганы
И позабыл свою старушку-мать.

А мать больная в нетопленом подвале.
Болит у матери истерзанная грудь,
Болит у матери. Болеет о сыночке,
Не в силах руку за копейкой протянуть.

Вот шум и стук, и двери отворились,
Заходит сын, изысканно одет.
Упал на грудь, сказал: "Мамаша, здравствуй!"
И больше вымолвить он ничего не смог.

А мать больная на локте приподнялась:
"Зачем пришел ты душу мне терзать?
Тут без тебя уже немало слез пролито
И за тобой, сынок, придется проливать".

"О, мама, нет! Пришел просить прощенья!
О, мама, нет! Прошу тебя, прости!
Я - вор, убийца, я весь обрызган кровью.
Я - атаман разбойничьей семьи".

Наутро мать с того темного подвала
В гробу дубовом на кладбище снесли,
А ее сына с шайкою бандитов
За преступление к расстрелу повели.

* * *

Бледнея, заря озарила
Тот старый кладбищенский двор,
А там над сырою могилой
Рыдает молоденький вор:

"Ах, мамочка, милая мама,
Зачем ты так рано ушла?
На сердце мне тяжкую рану
Твоя смерть пером нанесла".

Склонились плакучие ивы,
Утешить пытаясь юнца.
Он вырос ребенком счастливым,
Хоть рос без отца-подлеца.

И вот на скамье подсудимых
Молоденький парень сидит
И голубыми глазами
На прокурора глядит.

А тот неуклонно и жестко
Толкает под вышку его,
Убийцу он видит в подростке
И что ему смерть одного.

К стене, мол, и без разговора,
"По мне и отца бы в тюрьму,
За то, что, мол, вырастил вора -
Таким с нами жить ни к чему!"

Парнишке в конце слово дали,
Все стихли, мол, что скажет вор?
И в зале слова прозвучали:
"Отец мой был - ты, прокурор!"

Его увели, расстреляли
Под старой тюремной стеной.
А вечером судьи гуляли,
Грустил лишь один прокурор.

"Сын ты мой, милый сыночек...
Зачем ты так долго молчал?
Если б я знал, что ты сын мой,
Я бы тебя оправдал".

Бледнея, заря озарила
Тот старый кладбищенский двор,
А там над могилою сына
Повесился сам прокурор.