ИЗ ИСТОРИИ ПОДПОЛЬНОЙ МУЗЫКИ
И СОВЕТСКОГО МАГНИТИЗДАТА

 

 

     

 


 

 

Часть I   "Мы не из джаза".


– Петька, пойдем в ресторан!
– Да нет, Василий Иваныч, мне недосуг.
– Да и мне не до них. Пошли хоть музыку послушаем.

...Расскажешь, бывало, этот незамысловатый анекдот, – и все смеются, всем понятно. По крайней мере, так было – до восьмидесятых годов. А потом... Каламбур-то, конечно, остался понятным, куда он денется; а вот насчет ресторана новое поколение уже стало как-то не совсем врубаться в тему. В ресторан – музыку слушать? Чего там слушать – разве что только музыка живая, а репертуар тот же, что и по радио-ТВ, или с дисков. Нет, как аккомпанемент под танцы, или фон под водочку – очень даже хорошо. А чтоб была там какая-то такая особая музыка...

Была.

Была, ребята, такая музыка, за которой надо было ходить только в ресторан...

Потому что в стране победившего социализма люди действительно ходили в ресторан затем, чтобы выпить не только водки, но и глотнуть еще кой-чего... Там был все ж таки хоть и малюсенький, но кусок "буржуазности" средь беспросветных совдеповских будней великих строек. Вот и музыка там тоже была особая. Которую не услышишь по радио...

И однажды мы попросили рассказать про те веселые времена Николая Серафимовича Резанова. Кому ж, как не руководителю одного из самых известных "левых" ансамблей Питера 70-х, записавшего столько альбомов именно этой самой, "ресторанно-блатной" музыки, рассказать о той чумовой жизни кабацкой с песней залихватской? Но... Серафимыч сказал, что в своем ресторане "Парус" они почти что и не играли никакой такой особой музыки. Только на всяких закрытых мероприятиях, свадьбах и прочих банкетах. А куда денешься? Они ж числились в системе Ленконцерта, их репертуар утверждался, и отслеживался... Однако Н. С. дал одну великолепную наводку. Ведь не все музыканты из состава "Братьев Жемчужных" 1975-1976 гг. были из "Паруса" – часть из них играла в ресторане с гордым именем "Корюшка". Что примечательно, и даже, может, мистично – этот кабак тоже был плавучим, как и "Парус"! (Только от "Паруса" сейчас, по крайней мере, остался корпус, а "Корюшка" затонула много лет назад). Но, главное, как рассказал Н. С. – "Корюшка" принадлежала пароходству, и ансамбль, играющий там, не подчинялся никаким реперткомам и Ленконцертам. Поэтому там-то блатняк лабали в полный рост!

И вот, нам пофартило найти одного из музыкантов "Корюшки", – клавишника "Братьев Жемчужных", живущего ныне в Штатах, Евгения Драпкина. Дальше, собственно, можно ничего и не говорить – рассказ Евгения оказался столь интересен, что остается только предложить его Вашему вниманию...

 

 

Наверное, всем интересно будет узнать, не только как это было, но также почему это было именно так, а не иначе? Ну, сначала немного истории. Начнём с "Корюшки", – почему мы там играли "блатные песни", а в других местах не играли? А ведь в то время были и другие рестораны, не подчинявшиеся Ленконцерту, но там не играли. Да и те песни, которые мы там пели, "блатными" назвать трудно, в основном это были еврейско-одесские песни, которые в те времена были под ещё большим запретом, чем настоящие блатные песни. Кассету записей Высоцкого с песнями про зону можно было достать где угодно, а вот записи Беренсона или Алика Ошмянского были только у единиц. А мы в то время были молодыми и отчаянными, можно было прийти в "Корюшку", заплатить 5 рублей и тебе сыграют то, чего больше нигде играть не будут. И ведь ходили, – в основном "золотая" еврейская молодёжь: мебельщики, директора и зам.директора магазинов, баз, работники автосервиса, и прочие люди с деньгами. Ресторан был гнусным, кухня отвратительная, но туда было не попасть, у входа в любой день стоял огромный хвост. Ленинградского авторитета тех времен, Володю Феоктистова, с его командой проводили по палубе через чёрный ход, в обход очереди, впрочем, не его одного. Люди ехали ужинать в "Метрополь" к 6-ти вечера, а к 8-ми уже были у нас, где и отплясывали допоздна под нашу музыку. Ведь мы играли не только "блатняк", но и последние зарубежные "хиты", песни самых популярных в то время групп: "Deep Purple", "Led Zeppellin", "Urian Heep" и т.д. Вот чего не играли, так это советских песен, хотя если платили, то играли и их. Почему же так получилось? В других кабаках играли песни советских композиторов, а мы их без денег вообще не играли, к нам было не попасть, а у них было пусто. Как говорят наши туземцы, у нас был другой "background".

Мы были молоды, и в кабак пришли не из джаза, а из поп-групп, играли на концертах, на танцах, в основном в клубах за городом, так как в городе на работу с таким репертуаром не брали. А за городом клубы были на хозрасчете, и брали на работу с удовольствием, ну, а народ тоже давился в очереди, чтобы на эти танцы попасть. Причем очень много народу приезжали из города на электричке, вот такие были времена. Заправлял всем этим Дима Карпович, легендарный аферист, но в хорошем смысле слова, и мой большой друг, сейчас живет в Германии. Он, кстати, в своё время приложил руки к созданию многих из первых Ленинградских групп. Вот он всех "гитарастов" на работу и устраивал. У него по каждой железнодорожной ветке, на каждой станции в клубах сидели "составы", как он их называл, где он числился руководителем и естественно получал зарплату, но в работу групп он не вмешивался, приезжал только за зарплатой и время от времени "отмазывал" от всяких проверок. Периодически СВ – Софья Васильевна, она же Советская Власть, в лице Отдела Культуры местного Исполкома или Дома Народного Творчества насылала в сельские клубы, где играли рок-группы, всяческие комиссии, которые должны были проверять – что вообще в этих клубах происходит, и на достаточном ли уровне проходит воспитательная работа с молодым поколением. В большинстве случаев это заканчивалось обильным угощением в кабинете директора, но бывали и проколы, и тогда Отдел Культуры реагировал. С работы не увольняли, – всё-таки группы приносили клубу доход, и не малый, – а назначали в оркестр руководителя, который играл на каком-нибудь духовом инструменте, был человеком партийным и не особенно пьющим.

Почему-то считалось, что только духовики могут достойно заниматься воспитанием пэтэушной и другой рабочей молодёжи, которая в основном и ходила на танцы в эти клубы. И вот приходил такой товарищ в оркестр, приносил свою дуду и начинал всех учить, как надо играть и что надо играть, а чтобы казаться современнее, говорил что с нынешнего времени мы будем играть "джаз", т.е. советские песни, потому что именно это он и называл "джазом", естественно, советским. Музыканты тут же этого руководителя начинали тихо ненавидеть, а заодно и весь "джаз", о котором имели довольно смутное понятие сами. И это происходило повсеместно. В городе вообще невозможно было оркестру устроиться на работу, если там не было одной или двух дудок, а также официально назначенного местным Отделом Культуры руководителя. А если дело происходило в Ленконцерте или Филармонии, то там давали своих руководителей. Такие оркестры, с такими руководителями сидели во всех ресторанах и прочих увеселительных заведениях города, и, как мне жаловался мой приятель, работавший басистом на 18-ом этаже гостиницы "Советская": "Приходит человек, приносит деньги, просит сыграть песню "Ах, Одесса", а руководитель говорит: "Нет, это песня запрещённая, мы сейчас будем играть диксиленд". На кой хрен в кабаке диксиленд, вопрос до сих пор остается открытым. Вот так и жили. Руководители, хорошо помнившие Сталина и те времена, боялись всего на свете, а молодые музыканты, в эти времена ещё не родившиеся, битломаны, и вообще хиппующие анархисты в душе, этих руководителей с их пневматическими инструментами просто ненавидели. А что было делать музыкантам? Не на завод же идти учеником токаря, всё-таки за музыку и платили больше, престиж какой-то был, да и вообще музыканты хотели заниматься музыкой, а не стоять у станка.

Но всё-таки жизнь в те времена была не так плоха как теперь стараются это изобразить, а некоторые так жили вообще совсем неплохо. Я думаю, главная особенность "периода застоя" состоит в том, что правая рука властей не только не знала, что делает левая рука, но и не хотела этого знать, поэтому часто происходили вещи, которые не должны были происходить.

В двух словах хочу еще рассказать на собственном примере – откуда вообще брались музыканты для работы в Ленконцерте, Филармонии, ресторанах и т.д. В музыкальных школах учили классической музыке, – а ведь ни Баха, ни Бетховена на эстраде, как правило, не играют. И как создавались коллективы – поп-группы, и ВИА,– Вокально-Инструментальные Ансамбли?
В те времена при каждом заводе или фабрике существовал клуб, а если завод был большой, то Дом Культуры; а на городском уровне существовали Дворцы Культуры. Все они должны были заниматься идеологической и воспитательной работой среди населения, но кроме этого в них были различные кружки, секции и клубы по интересам, и всё это было бесплатно. Как правило, там также был кинотеатр и концертный зал. Цель такой клубной деятельности была вполне благородной – приобщить молодежь к каким-то полезным занятиям, чтобы не пили портвейн в подворотнях и не курили анашу в парках. И вот в таких клубах и возникали различные музыкальные коллективы, которые позже становились профессиональными, и полными составами переходили на работу в Ленконцерт, Филармонию или в ресторан. Или, как ансамбль "Добры Молодцы", – из ленинградского Автово сразу в Москву, в Госконцерт. Как я уже говорил, клубы, как правило, принадлежали предприятиям, и чем это предприятие было богаче, тем и у клуба было больше денег, – то есть, они могли позволить себе купить хорошие инструменты для музыкантов и хорошую аппаратуру. Правда, только по безналичному расчёту, а значит – и инструменты и аппаратура были такого качества, которое за наличные деньги продать было невозможно. Но, с другой стороны, вся советская продукция была такого качества, так что разницы не чувствовалось. И вот при таком клубе создавался музыкальный коллектив, который мог попросить себе профессионального музыканта из Ленконцерта или Дома Народного Творчества в руководители. А со стороны музыкального коллектива требовалось только бесплатно играть на проводимых этим клубом мероприятиях, которых было не так уж и много: как правило, праздничные вечера 7-го ноября, 1-го мая, на Новый Год и т.д. Но зато можно было пользоваться этими инструментами и аппаратурой во всё остальное время, т.е. играть халтуры за деньги. В общем, сотрудничество было взаимовыгодным.

Так что музыканты попадали в ресторан, как правило, стандартной дорогой. Сначала самодеятельность, потом работа за городом на танцах, потом Филармония и Ленконцерт, а только потом, когда уже музыканты заводили семью, (а семейная жизнь и гастрольная, как правило, сосуществовали недолго), люди начинали думать, как сделать, чтобы жить с семьей и иметь более-менее приличный заработок. Дорога была одна – в ресторан, так как других путей просто не было, не идти же обратно на танцы за 70 р. в месяц. Или надо было бросать музыку вообще, что тоже частенько происходило. Таким образом, в ресторан попадали уже опытные, хорошие музыканты, которых не надо было учить играть, а надо было только выучить репертуар, который, в отличие от гастрольного, был очень обширным, – ведь клиент мог заказать всё что угодно. Но с этой задачей, как правило, все справлялись. И было за что бороться. Больше всего музыканты зарабатывали на Севере и на Юге страны. К примеру, был такой ресторан в Кисловодске "Храм Воздуха", там люди зарабатывали по 1000 рублей в месяц, и наши ленинградские музыканты туда иногда попадали. Были ещё легендарные рестораны под Сухуми -"Эшеры" и "Мерхеули", там говорят было ещё больше. Но ленинградский народ в этих местах долго не работал, несмотря на деньги, работать у "зверьков" было непросто, да и не очень приятно. А вот на Севере музыканты работали по много лет, например, те же Вилли Токарев и Миша Гулько. В Ленинграде, конечно, заработки были поменьше, но тоже жить было можно.

Ну, и надо еще в двух словах рассказать, где же "числились" все наши ресторанные коллективы. Что интересно – системы никакой не было! У меня трудовая книжка была в "Корюшке" (пока я там работал), у ребят, которые играли в "Астории" – в Интуристе; а вот у тех, кто работал в "Европейской", – в ОМА (Отделе Музыкальных Ансамблей при Ленконцерте), хотя гостиница тоже была интуристовская. А когда я работал в кафе "Алёнушка", то я был и вовсе... работником Московского райкома комсомола, потому что кафе было молодёжное, т.е. комсомольское, и находилось в Московском районе.

Но вернемся к истории с "Корюшкой". В один прекрасный день у меня дома раздался телефонный звонок, это был мой хороший приятель, гитарист Юра Прохоров, с которым я много раз играл до этого на всяких танцах, свадьбах и прочих халтурах. Он сказал, что собирает состав играть в кабаке и спросил, не хочу ли я к нему присоединиться. На что я ответил, что мне нужно подумать. Ведь я в те времена только поступил учиться в Институт Культуры на отделение хорового дирижирования, мне нужно было много заниматься, и тогдашняя моя работа на танцах за городом по субботам и воскресеньям меня вполне устраивала. Платили 70 р. в месяц зарплату, плюс 28 р. в месяц стипендия, в общем, мне, как студенту, хватало. Некоторые и вовсе умудрялись прожить на эти 28 рублей, а я на эту стипендию раз в месяц шёл в комиссионный магазин в Апраксином Дворе, где торговали фирменной аппаратурой, и покупал одну (!) катушку фирменной плёнки для своего немецкого магнитофона Uher Royale De Luxe, которых в городе в то время было всего 3 штуки. А в кабаке нужно было работать всю неделю с одним выходным. Но в конце концов я согласился, правильно решив, что отказаться я всегда сумею.

Состав предполагался всего из 4-х человек – Юра Прохоров на гитаре, он же руководитель, т.к. брал на себя все переговоры с администрацией; Слава Маслов на бас-гитаре, Эдик Славин на барабанах, и я на клавишах, по совместительству занимаясь музыкальным руководством. Никаких дудок не было. т.к. мы были в штате ресторана и никакому Ленконцерту не подчинялись. Юра Прохоров и Слава Маслов до этого работали вместе в ресторане гостиницы "Спутник", от Ленконцерта, а руководителем у них там был Толя Стреловский, который сначала уволил Юру, а потом и Славу. И вот тогда Юра нашел этот кабак на Лиговке, назывался он "Эльбрус".

Сразу же встал вопрос: что играть? Решили играть то, что знаем, в процессе разберемся, и оказались правы. Ресторан находился на Лиговке, ходила туда в основном лиговская шпана и прочие бандиты, с которыми мы очень быстро подружились, т.к. они были большими любителями блатных песен, а также зарубежной рок-музыки. И вот в таком составе мы некоторое время проработали на Лиговке, ничем особенным не отличившись, но завели за это время более приличную аппаратуру и инструменты, и, конечно, хорошо сыгрались друг с другом. И вот как-то приходим мы на работу, а Юра Прохоров и говорит, что освобождается площадка в ресторане "Корюшка", так не хотим ли мы туда перейти? Мы, естественно, захотели, так как про заработки в "Корюшке" ходили легенды. Там сидела неплохая команда, которая играла в основном блатные песни, но публика там собиралась очень приличная, и что главное – богатая; та публика, которую нам очень хотелось бы иметь, но которая к нам на Лиговку никогда бы не пришла, – как говорится "здоровье дороже". Так вот у этой "Корюшкиной" команды что-то произошло с администрацией ресторана, и директор решил их поменять, а Юра Прохоров об этом узнал, и пообещал с директором договориться, чтобы нас туда взяли. Своё слово он сдержал, и нас туда взяли.

При переходе на другое место мы поменяли барабанщика, взяли Толю Архангельского, очень сильного по тем временам музыканта. Толя до этого тоже работал вместе с Прохоровым и Масловым в "Спутнике", а до этого он играл в различных коллективах Ленконцерта и Филармонии; потом женился, ну а женатому человеку, как я уже говорил, по гастролям ездить уже не так хочется. И вот Прохоров с Масловым убедили Толю Архангельского оставить "Спутник" и организовать новый состав вне Ленконцерта.

Аппаратура у нас по тем временам тоже была фирменная, немецкие "Regent" на вокал и инструменты, я играл на "Matador", по тем временам очень неплохие клавиши, то ли немецкого, то ли чешского производства. Так что с этой стороны всё было неплохо, но плохо было с другой – надо было срочно менять репертуар, ведь публика в "Корюшку" ходила гораздо более приличная, чем на Лиговку. Предыдущий состав там играл даже не блатные, а приблатнённые песни типа: "Мамаши спят, им жабы снятся", или "Черная роза, эмблема печали", и народу это нравилось. Но мы решили, что этого мало, надо ещё что-то придумать, чего нигде нет. И придумали, стали играть "эмигрантов". В то время "эмигрантами" называли людей живущих за границей и поющих по-русски; а то, что многие из них вообще не русские, что Борис Рубашкин – болгарин, а Иван Ребров – по настоящему Ганс Рипперт, никто, конечно, не знал. Это уже позже я со многими из них перезнакомился, с Женей Шевченко два года работал, аккомпанируя ей на фоно в её концертах в Нью-Йорке, она даже хотела женить меня на своей племяннице, живущей в Сан-Пауло, Бразилия, но это уже отдельная история. Достать эти записи было очень непросто, так как они были под большим запретом, но я знал нескольких коллекционеров, у которых они были. Узнав, что записи мне нужны для исполнения с эстрады, они мне эти записи дали. Оставалось только выбрать из них то, что нам подходило для кабака. Ивана Реброва отмели сразу, а вот песни Алёши Димитриевича, Бориса Рубашкина, Юла Бриннера, Петра Лещенко и ещё некоторых исполнителей, были тут же включены в репертуар. Потом добавили еврейско-одесских песен и "Корюшку" стало раскачивать, народ туда стал ломиться. Тем не менее, чего-то всё равно не хватало, а именно – наших старых друзей фарцовщиков с Невского, с Галереи, с Думы и прочих мест, где они в то время тусовались, а по выходным так и продолжали ездить по загородам, где играли поп-группы на танцах. Или сидели в барах, потягивая коктейли и слушая фирменную музыку. Надо было их тоже к нам перетащить, так как народ это был не бедный, и вполне мог себе позволить ходить в ресторан. Им-то все эти одесские и приблатнённые песни были до лампочки (до поры до времени, потом и они этот репертуар полюбили), так что нужно было для них делать то, что они хотели. А хотели они западную рок музыку, которую мы тоже очень любили и с удовольствием играли, так что пришлось поднапрячься и выучить всё, что в то время стояло в западных хит-парадах. И вот впервые в истории СССР в советском ресторане зазвучали песни "Deep Purple", "Uriah Heep", "Led Zeppellin", как раз в то время вышла рок опера "Jesus Christ Super Star", песни из которой тут же были включены в репертуар. Фарцовщики и работники торговли очень быстро нашли друг с другом общий язык, и скоро по виду уже нельзя было их друг от друга отличить. Как раз в это время кто-то нам принёс кассету с записями Аркадия Северного. Голос у Аркаши всем очень понравился, но песни на кассете были не очень интересные, кроме одной – про Тётю Хаю. А точнее – про дядю всем известного Рудика Фукса, про которого Рудик эту песню и написал, и которого звали Йозеф. Мы её выучили, и первый раз сыграли на дне рождения нашего официанта, которого тоже звали Юзя. Песня настолько понравилась народу, что мы её стали играть каждый день раз по десять на заказ, за деньги, разумеется. Вот тут, я думаю, люди, которые записывали Аркашу, про нас и услышали.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ

© Евгений ДРАПКИН, 2003 г.
© И. Ефимов, 2003 г. – предисловие, литературная обработка.

на главную


© I.Efimov